Russkiivopros
No-2001/2
Author: Ярослав Шимов

Россия как необходимость. Повторит ли Российская Федерация судьбу Австро-Венгерской монархии?

1

         Утверждение, что 11 сентября 2001 года человечество вступило в исторический, а не календарный XXI век, за короткое время уже стало то ли расхожим штампом, то ли аксиомой. Ясно, что после этого события в расстановке сил на мировой арене изменилось очень многое. Некоторые тенденции, наметившиеся в мировой политике в конце XX столетия, проявились еще более резко, другие процессы, наоборот, замедлились или вовсе прекратились. Какие перспективы сулит наступившая новая эпоха России?
         Одна из современных глобальных социально-политических тенденций - относительное снижение роли национальных государств и рост значения международных объединений (таких, как ЕС и НАТО). Несмотря на это, отношения участников всемирной политической игры строятся по тем же принципам, что и отношения великих империй прошлого. В их основе лежит вековечный интерес, стремление добиться максимума политических и экономических выгод с минимумом потерь и уступок. Этому интересу из года в год, из века в век приносятся в жертву все и всяческие идеалы. Пример - "крестовый поход" НАТО против Югославии, который велся под лозунгом борьбы против геноцида, за права притесняемых косовских албанцев. Результаты этой операции с моральной точки зрения более чем сомнительны, зато достигнута конкретная политическая цель - доминирование НАТО на Балканах сейчас и в обозримом будущем.
         Геополитика чем-то напоминает театр, каким он был в позапрошлом столетии: в ней есть определенный набор постоянных ролей-амплуа. Здесь можно найти "благородных отцов" и "первых любовников", "простаков" и "девиц на выданье" - и так же как в театре, это лишь маски, за которыми скрывается Его Величество Интерес. Ролевой характер геополитики ясно виден на примере поочередного доминирования держав в европейских и мировых делах на протяжении последних пяти столетий: Испании (XVI в.), Франции (конец XVII в. и 1796 - 1815 гг.), России (1815 - 1855 гг.), Британской империи (вторая половина XIX - начало ХХ вв.), США и СССР (1945 - 1991 гг.), США (после 1991 г.)... Добавим к этому неудачные попытки добиться мирового или по меньшей мере регионального господства, предпринятые Германией в обеих мировых войнах, Японией и Италией - во Второй мировой. Отметим также, что процесс борьбы за доминирование не закончен, и сегодня можно услышать разные предположения относительно геополитического будущего, например, Китая, Индии и Европейского Союза. Show must go on...
         Среди геополитических амплуа есть одно, которое представляет особый интерес для России - поскольку нынешнее состояние страны подталкивает ее именно к этой роли. Это так называемая "держава-необходимость" - крупная (в буквальном, территориальном смысле) страна, которая располагает значительными людскими ресурсами и военным потенциалом, однако в силу своей относительной экономической слабости и неясных внутриполитических перспектив входит в число ведущих держав главным образом благодаря уникальному геостратегическому положению. Такое положение позволяет ей сохранять равноудаленность от основных полюсов внешнеполитического притяжения, а в случае необходимости - играть роль посредника и даже решающего фактора в конфликтах между другими державами. (Под "державами" имеются в виду основные действующие лица геополитического спектакля; как уже было сказано, в XXI веке державой может быть не только национальное государство, но и объединение таких государств, стоящее на более прочном политическом и экономическом фундаменте, чем союзы и коалиции прошлого).
         В существовании "державы-необходимости", как правило, заинтересованы все (или большинство) остальных держав. Это связано с тем, что резкое понижение ее статуса может привести к чрезмерному усилению другой державы и/или нарушению баланса сил в мировом или региональном масштабе. Классический пример - спасение Турции западными странами на Берлинском конгрессе 1878 года после ее поражения в войне с Россией. Как известно, условия Сан-Стефанского мира, подписанного победителями и побежденными, в случае их реализации привели бы к фактическому вытеснению Турции с Балкан и резкому усилению позиций России на юго-востоке Европы. Это противоречило интересам Великобритании, Франции и Австро-Венгрии, которые настояли на пересмотре условий мира. Благодаря их дипломатическим усилиям Османская империя просуществовала в качестве "больного человека Европы" до 1918 года.
         "Держава-необходимость" по определению находится в непростой ситуации, но это не значит, что в геополитической игре у нее совсем нет козырей. Главный - ее срединное положение, как в политическом (между различными группировками и коалициями других держав), так зачастую и в географическом смысле. В подобной ситуации находится, например, современная Япония - азиатский форпост Запада, к которому она принадлежит в геополитическом смысле, и противовес набирающему силу Китаю.
         При этом "держава-необходимость" не может делать ставку исключительно на одну из геополитических группировок, поскольку тем самым она нарушает баланс сил между ними - залог ее собственного существования. Однозначный выбор в пользу Тройственного союза, сделанный Турцией во время Первой мировой войны, оказался губительным для нее. В годы Второй мировой по аналогичному пути пошла фашистская Италия, до этого довольно успешно балансировавшая между Англией и Францией, с одной стороны, и гитлеровской Германией - с другой. Пример противоположного рода - та же Турция во время Второй мировой, когда политика выжидания и нейтралитета, взятая на вооружение тогдашним турецким правительством, позволила избежать втягивания страны в мировой конфликт с нежелательными для нее последствиями.

2

         Сегодняшняя Россия приближается к статусу "державы-необходимости". С одной стороны, она остается единственной страной, теоретически способной уничтожить доминирующую мировую державу, США - пусть и ценой самоубийства. С другой, огромный ядерный арсенал - почти единственное геополитическое преимущество нынешней России. Десять лет после "холодной войны" стали для нее временем внешнеполитических поражений и отступлений. Но переосмысление российской элитой роли своей страны в мире слишком затянулось. Среди тех в Москве, кто принимает важнейшие политические решения или оказывает влияние на их принятие, по-прежнему хватает людей, которые вынашивают утопические проекты, имеющие мало общего с реалиями нового века.
         Слово "проект" вообще ключевое для последнего десятилетия, особенно в России. Стало модным утверждать, что жизнь можно конструировать, реальность превращать в виртуальность и наоборот, что политики - лишь глина в руках демиургов-политтехнологов, которые создают их в соответствии с проектами, выдуманными ими в тиши кабинетов и правительственных дач (или наоборот, за бильярдом и стаканом коньяка). Реальность обычно мстит любителям проектного мышления, ведь разрабатывать проекты и делать политику - принципиально разные занятия. В первом случае действительность подгоняется под идею, во втором - идеи рождаются из непредвзятого анализа действительности. "Держава-необходимость" - концепция, исходящая из конкретной ситуации, в которую державы попадают при определенном стечении исторических обстоятельств. Важнейшее отличие подобных концепций от политтехнологических проектов - историчность. Проект всегда уникален и единичен, но политическая концепция имеет свои исторические корни, подобия, аналогии.
         Чтобы понять, что концепция "державы-необходимости" отражает ситуацию, в которой сейчас находится Россия, достаточно а) экстраполировать на нашу страну приведенные выше признаки "державы-необходимости" и б) для пущей наглядности представить себе, как выглядел бы мир без России. Последнее позволяет также прийти к выводу о том, кому в первую очередь необходима стабильная Россия как заметный геополитический фактор. Это Запад, которому при ее гипотетическом отсутствии, распаде или резком ослаблении пришлось бы непосредственно иметь дело с неоднородным сообществом нестабильных государств от Грузии и Ирана до Пакистана и Афганистана, а также с дальневосточным колоссом - Китаем.
         Кроме того, после американской трагедии 11 сентября 2001 года Россия стала важнейшим партнером США, НАТО и Европейского Союза в деле борьбы с международным терроризмом в Центральной Азии и на Ближнем Востоке. Неясно пока лишь, в каком качестве готовы рассматривать РФ западные державы: полноправного союзника или же буферного государства, способного смягчить возможный массированный удар исламистов. Впрочем, огненный вихрь над Нью-Йорком и Вашингтоном показал, что в XXI веке географическое положение и расстояние между конфликтующими сторонами уже не имеют никакого значения при ведении боевых действий, сам характер которых становится качественно иным: от глобальных войн за передел мира и локальных конфликтов 90-х годов человечество перешло к так называемым "серым" войнам с невидимым, ускользающим противником - террористами.
         До недавних пор на Западе недооценивали значение России как фактора стабильности и равновесия сил в Евразии. Однако сегодня ситуация меняется. В условиях, когда с трагической очевидностью проявились как слабость и уязвимость западного мира, так и масштаб новых глобальных угроз, происходит переоценка ценностей, прежние политические разногласия и опасения отодвигаются на второй план. Очевидно, что в отношениях России и Запада наступает эпоха политического прагматизма. Основа такого прагматизма - понимание того, что политика - сфера деятельности, основанная на столкновении интересов и достижении компромиссов.
         "Держава-необходимость" и есть продукт прагматизма на геополитическом уровне. Роль "всемирной необходимости" была отчасти признана Западом за Россией в 1996 году, когда РФ стала постоянным участником совещаний "большой семерки", а сама "семерка" преобразована в "восьмерку". Стабилизация политической и экономической ситуации в России в 2000 - 2001 гг., с одной стороны, и начало нового глобального противостояния цивилизованного мира и международных экстремистско-террористических сил - с другой способствуют углублению этого процесса. Но это лишь начало, и вопрос о месте России в новом мировом порядке пока остается открытым. Поэтому нельзя забывать о том, что одной из важнейших задач "державы-необходимости" является - пардон за тавтологию - убедительная демонстрация своей необходимости.
         Непревзойденным мастером в этой области был когда-то "канцлер правящего дома, двора и государства", многолетний руководитель внешней политики Австрийской империи, один из создателей и вдохновителей "Священного союза" европейских держав князь Меттерних. При нем многонациональная центральноевропейская монархия, собранная по кусочку династией Габсбургов, стала "европейской необходимостью" - и продолжала играть эту роль вплоть до погубившей ее Первой мировой войны. Разговор о государстве Габсбургов (в 1804 - 1867 гг. - Австрийской империи, в 1867 - 1918 - Австро-Венгрии) не случаен: анализ внешней политики дунайской монархии позволяет лучше понять суть феномена "державы-необходимости". Кроме того, перед современной Россией стоит и множество внутриполитических проблем, с которыми в свое время столкнулась империя Габсбургов, чьей истории в нашей стране до сих пор уделяется незаслуженно мало внимания.

3

         После победы над Наполеоном Австрия вместе с Россией и Пруссией стояла у истоков "Священного союза" - альянса европейских держав, направленного, с одной стороны, на сохранение мира и равновесия сил в Европе, а с другой - на подавление совместными усилиями революционных выступлений в разных странах. "Священный союз" был одновременно и реалистической дипломатической конструкцией, и идеалистическим консервативным проектом. Первое поддерживало его существование на протяжении 30 с лишним лет, второе в конце концов погубило его.
         Австрия в рамках "Священного союза" играла очень важную роль. В Германии, в то время раздробленной на несколько десятков государств, она служила "руководящей и направляющей силой" и уравновешивала Пруссию, чье стремление стать великой державой становилось все более очевидным. Господство Габсбургов в северной части Италии позволяло им противостоять Сардинии (Пьемонту), претендовавшей на роль потенциального объединителя итальянских государств, и Франции, которая стояла за спиной Пьемонта. Наконец, на Балканах Австрийская империя служила естественным противовесом как резко усилившейся России, так и слабой, но все еще влиятельной Турции. В качестве антагонистов России как Австрия, так и Турция пользовались негласной поддержкой западных держав, опасавшихся дальнейшей русской экспансии на Балканах и в Средиземноморье.
         Таким образом, Меттерних выжал максимум из положения "державы-необходимости" - особенно если учесть, что геополитическая мощь Австрии в первой половине XIX века не соответствовала ее внутренним ресурсам. Империя почти постоянно находилась в состоянии финансового кризиса, армия и государственный аппарат поглощали львиную долю расходов казны, но средств все равно не хватало. В 1834 году лучший австрийский полководец того времени, фельдмаршал Радецкий, направил правительству меморандум под характерным названием: "Как с небольшими расходами содержать хорошую сильную армию". Тем не менее серьезной войны Австрия не выдержала бы, что и подтвердилось во время революции 1848 - 1849 гг., когда для подавления национально-освободительного движения в Венгрии император Франц Иосиф I (1848 - 1916) был вынужден обратиться за помощью к России.
         К тому времени "Священный союз" трещал по швам. Либеральные Англия и Франция, недовольные консервативным духом альянса, фактически вышли из него. Пруссия вступила в дипломатический конфликт с Австрией по поводу государственно-политического и экономического устройства Германского союза. Последний удар системе Меттерниха, которая, при всех ее недостатках, дала Европе несколько десятилетий мира, нанесла сама Австрия своей антирусской политикой в период Крымской войны (1853 - 1856).
         "Наше будущее - на востоке, - писал Франц Иосиф матери, - и мы загоним мощь и влияние России в те пределы, за которые она вышла только по причине слабости и разброда в нашем лагере. Медленно, желательно незаметно для царя Николая, но верно мы доведем русскую политику до краха. Конечно, нехорошо выступать против старых друзей, но в политике нельзя иначе, а наш естественный противник на востоке - Россия"1. Австрия пригрозила Николаю I войной, и царь, уже воевавший к тому времени с Англией, Францией, Турцией и Сардинией, вынужден был отвести войска с Балкан. Но вместо усиления своих позиций Вена оказалась в международной изоляции: "Крымская война оставила Австрию без друзей. Россия приписывала свое поражение австрийской угрозе выступить на стороне [западных] союзников; союзники же полагали, что Россия не стала бы воевать, присоединись к ним Австрия с самого начала"2. Так венские политики нарушили главное правило поведения "державы-необходимости": не делать резких шагов, а в споре между более сильными державами никогда не становиться окончательно и бесповоротно на сторону одного из противников.
         В последующие годы эта ошибка была повторена императором и его советниками еще несколько раз. В 1859 году Австрия вступила в войну с Пьемонтом, не будучи уверенной в том, что Франция останется в стороне от конфликта. В результате Францу Иосифу пришлось воевать и с пьемонтцами, и с французами, потерпеть поражение в битве у Сольферино и распрощаться с владениями в Италии. Семь лет спустя австрийская монархия, по-прежнему не имевшая надежных союзников, получила новый удар, на сей раз от Пруссии, которая на поле сражения при Садовой окончательно разрешила исторический спор о том, кому из двух держав суждено доминировать в Германии.
         "Семинедельная война" 1866 года имела для Австрии еще один, может быть, главный результат. Бисмарк, определявший внешнюю политику Берлина, не хотел чрезмерного ослабления южного соседа. "Железный канцлер" решил превратить империю Габсбургов в союзника и младшего партнера объединяющейся Германии. Австрия оказалась накрепко привязанной к единственному постоянному партнеру - Германии. Когда в начале ХХ века Берлин стал претендовать на роль европейского гегемона, монархия Габсбургов как союзник Германии автоматически утратила статус "державы-необходимости" в глазах западных партнеров - Франции и Англии. Разрыв с Россией произошел еще раньше, в 1908 году, когда Австро-Венгрия аннексировала Боснию и Герцеговину, чем был нарушен баланс сил на Балканах.          То, что именно австро-венгерская монархия в 1914 году развязала войну с Сербией, переросшую в Первую мировую, выглядит как зловещая ирония судьбы и даже больше - как смертный приговор, вынесенный историей "державе-необходимости", забывшей о том, что прочный мир и геополитическое равновесие являются главным залогом ее благополучного существования. Сбылось пророчество эрцгерцога Франца Фердинанда, убитого в Сараево 28 июня 1914 года: "Война между Австрией и Россией закончится падением либо Габсбургов, либо Романовых, а может быть, и тех и других"3.

4

         Положение постсоветской России не столь драматично. Тем не менее параллели очевидны. После "холодной войны" Российская Федерация осталась без союзников (если, конечно, не считать Белоруссию, Армению и Таджикистан). Запад, приветствовавший крушение коммунизма и распад СССР, был не слишком заинтересован в том, чтобы принять новую Россию в число равноправных партнеров по геополитической игре. Но не потому, что, как утверждает один известный российский публицист-проектировщик, "место в мировом капиталистическом проекте (он же западный проект) для нашей страны отсутствует"4, а потому, что необходимость наличия России среди ведущих мировых держав в тот момент не была очевидной. В конце концов, древнее правило "горе побежденным" никто не отменял.
         При этом отказ России от сколько-нибудь значительной геополитической роли совершенно необоснованно рассматривался некоторыми западными политиками как одно из условий демократизации и модернизации: "Идеи о якобы присущей России евразийской миссии... только еще больше изолировали Россию от Европы и в целом от Запада, ...задержав необходимую модернизацию и вестернизацию российского общества по тому принципу, как это сделал Кемаль Ататюрк в Турции после распада Оттоманской империи... Акцент на "ближнее зарубежье" стал для России не геополитическим решением, а геополитическим заблуждением"5.
         Между тем российская внешняя политика в начале 90-х годов демонстрировала готовность скорее воспользоваться предложенными рецептами "оздоровления", чем отстаивать национальные интересы. Пришедшие к власти в Москве "демократы первой волны" находились в плену своего прозападного политического проекта, который представлял собой такую же утопию, как выдвинутый коммунистами и националистами реваншистский имперский проект. Поэтому во внешнеполитическом смысле 1991 год стал для России тем же, чем был для Австрии 1866-й: за серьезным геополитическим поражением последовало сближение с недавним противником, но не на принципах равноправия, а в качестве "бедного родственника". Однако, в отличие от Австро-Венгрии, РФ довольно быстро вышла из этой неприятной ситуации.
         Уже в середине 90-х положение стало иным. Запад переоценил, с одной стороны, собственные силы и влияние на постсоветском пространстве, а с другой - способность новых независимых государств к эффективной модернизации и сближению с самой мощной геополитической группировкой современного мира. Кроме того, даже ослабленная Россия просто в силу своих размеров и военного потенциала никак не могла быстро и без особых потрясений превратиться из великой державы в геополитический ноль. Поэтому примерно с 1995 года Запад явно начал выделять Россию из числа остальных "стран с переходными режимами" и вести себя с ней как с "неправильным", слабо предсказуемым, но все же крупным и влиятельным государством. В российско-американских и российско-западноевропейских отношениях появились первые штрихи концепции "державы-необходимости", хотя ни тогда, ни сейчас по отношению к РФ подобные выражения не употребляются.
         Между тем в самой России по внутриполитическим причинам верх начали брать сторонники "жесткого курса", носители советского стиля мышления и антизападных идей. От своего 1866 года РФ на всех порах помчалась к ситуации 1914-го, возникшей после начала натовских бомбардировок Югославии. На смену ультралиберальному западническому проекту пришел неоимперский проект. Его сутью была попытка в краткие сроки восстановить геополитическое влияние России на Кавказе, в Центральной Азии и на Балканах, невзирая ни на недостаточность экономического и военно-политического потенциала РФ, ослабленной непродуманными разрушительными "реформами" 90-х гг., ни на конфронтацию с Западом, масштабы которой в 1999 году приняли почти угрожающий характер. Не учитывалась при этом и колоссальная экономическая зависимость России от Запада, ставшая результатом ошибок и злоупотреблений режима президента Б.Ельцина.
         Очень скоро неоимперский проект, подобно его предшественнику, доказал свою никчемность. Поэтому нынешняя российская внешняя политика представляет собой нечто вроде практического гегельянства: если оба антагонистических проекта, западнический и имперский, - это тезис и антитезис, то действия России на мировой арене в последние два года - своеобразный синтез. При этом Москва не мудрствует лукаво, а просто исходит из здравого смысла, который подсказывает, что истина в непростых ситуациях лежит где-то посередине. В данном случае - в сложном, но не безнадежном положении "державы-необходимости".
         Что это означает? Маневрирование между США и Европой, Китаем и Японией. Сохранение нормальных отношений с режимами вроде иранского или северокорейского - чтобы потом использовать эти контакты в качестве дополнительного аргумента на переговорах с державами-тяжеловесами. Трезвую оценку собственных сил и возможностей - в частности, признание того факта, что к сфере действительно жизненных интересов России принадлежат постсоветское пространство и Дальний Восток, но эти интересы вряд ли распространяются на более отдаленные регионы. Словом, быть "державой-необходимостью" - значит взять на вооружение принцип, сформулированный когда-то Бисмарком: "Необходимо создать такую ситуацию, когда мы были бы нужны всем державам..., споры между которыми не позволили бы им создать коалицию против нас"6. Тем более что для России как "державы-необходимости" внешняя политика, осторожная, взвешенная и продуманная, может стать одним из важных средств решения внутренних проблем.

5

         Некоторые из этих проблем снова заставляют обратиться к опыту Австро-Венгрии. Дунайская монархия, как и царская Россия, и ее преемник-антагонист СССР, была "континентальной полиэтничной империей классического типа", которую "отличали две основные особенности: геополитическое единство и компактность и слитность территории; отсутствие колониальных владений в классическом смысле, что было характерно для западноевропейских империй"7. Однако у империи Габсбургов не было и метрополии, т.е. национального и государственно-политического ядра, занимающего центральное и господствующее положение по отношению к окраинам государства и остальным его народам. Таким ядром служила династия Габсбургов - наднациональная, поскольку большинство ее представителей, говоря по-немецки и принадлежа к германской культуре, дистанцировалось от какого-либо национализма, в том числе немецкого.
         Габсбурги справедливо полагали, что национальные страсти губительны для империи, в основе которой лежал династический принцип. Точнее - габсбургский миф, т.е. комбинация сложившихся в средние века представлений об австрийском доме как первой династии западного мира, оплоте истинной (католической) веры и спасителе христианства от мусульманского нашествия с юга. Грани этого мифа были отшлифованы в XV - XVII веках, когда за династией закрепился титул императоров "Священной Римской империи германской нации" (формально высший среди европейских государей), а сами Габсбурги сыграли решающую роль в защите Центральной Европы от турецкой агрессии.
         Однако в XIX столетии ситуация изменилась. В глазах многих ее подданных империя Габсбургов утратила священный ореол, превратившись всего лишь в огромных размеров феодальный домен, волею судьбы переживший свою эпоху. Поэтому главной проблемой дунайской монархии стало приспособление ее феодально-династических основ к требованиям нового времени, к пробуждающемуся национальному самосознанию двух десятков народов, живших под властью древней династии. Такая задача не могла быть решена в рамках традиционной имперской схемы. Национальный вопрос стал для монархии вопросом жизни и смерти.
         В 1867 году Франц Иосиф I преобразовал Австрийскую империю в Австро-Венгрию, фактически - союз двух государств, самостоятельных в вопросах внутренней политики. В ведении центральной власти, прежде всего императора, остались политика внешняя, вопросы обороны и частично бюджет. Формально все народы нового государства были объявлены равноправными, фактически же в западной части власть оказалась в руках австрийских немцев, в восточной правили венгры. При этом те и другие располагали соответственно в Австрии (или Цислейтании) и Венгрии (Транслейтании) относительным, а не абсолютным большинством. Славяне и румыны, наоборот, попали в положение "непривилегированных" народов. Возникшая дуалистическая система заложила под здание монархии мощнейшую мину, которая взорвалась в 1918 году.
         Превращение Австрийской империи в Австро-Венгрию подвело черту под историей монархии Габсбургов как имперского государства. Дуалистическая монархия унаследовала от своей предшественницы очень многое, но не главное - имперскую идею. Габсбурги превратились из основы своего государства и смысла его существования во всего лишь составную часть системы сдержек и противовесов, удерживавшей центральноевропейские народы вместе. Точно так же Российская Федерация взяла у СССР и даже Российской империи многие особенности политической культуры и государственных институтов, но не позаимствовала у них никаких идей (может быть, к счастью для себя). Трудно представить себе большую нелепость, чем утверждения о том, что "теперь на земном шаре осталась всего одна империя, и мы в ней живем"8. Во-первых, империй сейчас как минимум две - США и Китай. Во-вторых, нынешняя Россия, подобно Австро-Венгрии - не империя, а государство, перед которым стоит простой, но отчаянный выбор: или умереть окончательно, или, пройдя через естественную постимперскую "ломку", качественно обновиться.

6

         Обострение межэтнических противоречий - один из главных симптомов постимперского периода. Империя именно благодаря универсалистской идее способна сплотить многочисленные народы и подчинить их общим интересам. У постимперского государства на это уже нет сил. Граф Э.Тааффе, занимавший пост премьер-министра Цислейтании в 1879 - 1894 гг., понимал это, когда говорил, что для стабильности монархии нужно удерживать все ее народы в состоянии "постоянного легкого недовольства" - но не более того. В то же время в начале ХХ века в некоторых австрийских провинциях возникли перспективные модели национально-государственного устройства, позволявшие надеяться на успешное разрешение межэтнических противоречий в масштабах всего государства.
         Так, в Моравии местные чехи и немцы смогли договориться о равноправном использовании двух языков в административных органах, коммерции и повседневной жизни. Еще более впечатляющим был пример Буковины, где бок о бок жили украинцы, поляки, немцы, румыны, словаки и евреи. В 1910 году первые четыре народа получили право избирать депутатов местных органов власти и австрийского рейхсрата в отдельных национальных куриях. Это "буковинское согласие" не только позволило избежать столкновений на национальной почве, но и способствовало "формированию чувства принадлежности к общности, которое проявлялось в региональной гордости и местном патриотизме... Буковинцам было присуще некое особое межнациональное духовное единство"9. К сожалению, Буковина была в этом смысле исключением, а не правилом. Напряженность между народами дунайской монархии сохранялась и нарастала вплоть до 1918 года, когда колоссальное внешнеполитическое потрясение, каким стала мировая война, привело к резкому обострению межнациональных противоречий и "разводу" народов Австро-Венгрии - не без содействия победивших западных держав.
         Государство Габсбургов утратило смысл своего существования, и произошло это именно из-за внешнеполитических ошибок. Ведь raison d'etre дунайской монархии заключался, во-первых, в сохранении единства и мира в Центральной Европе, а во-вторых, в защите ее народов от возможной экспансии могущественных соседей - Германии (чего так боялись австро-венгерские славяне) и России (чего, в свою очередь, опасались венгры и австрийские немцы). Первая мировая война привела к конфронтации с Россией и фактическому военному и экономическому порабощению Австро-Венгрии союзной Германией. Габсбургам было больше нечего предложить своим народам, кроме гибели на четырех фронтах за обветшавшие монархические идеалы. Австро-Венгрия потерпела крах, поскольку перестала быть необходимостью - и для остальных держав, и для собственных подданных.
         РФ, как и дунайская монархия, - постимперское государство, сохранившее многие внешние черты и формы общественной и государственной жизни, присущие империи. В отличие от Австро-Венгрии, Российская Федерация до сих пор остается в значительной степени мононациональной (более 80 % ее населения составляют русские), что создает ей определенный запас прочности. Впрочем, демографические тенденции последних лет ведут к сокращению доли русского населения и росту численности национальных меньшинств (народы Кавказа, Поволжья), отличающихся более высоким уровнем рождаемости. К этому нужно добавить постоянно растущий поток иммигрантов. В отличие от начала 90-х годов, теперь в Россию едут не только и даже не столько из стран СНГ, сколько из "третьего мира" (Китая, Вьетнама, Афганистана, африканских стран и т.д.).
         При всем относительном неблагополучии нынешней РФ в мире есть много мест, где живется еще менее уютно, и это отражает статистика: только по официальным данным, за последние 10 лет в страну перебралось на 4,5 млн. человек больше, чем выехало из нее10. В районах России, прилегающих к границам с Казахстаном и КНР, количество соответственно казахов и китайцев уже сопоставимо с численностью коренных жителей. Совершенно очевидно, что в ближайшие годы национальный вопрос станет для России столь же актуальной проблемой, какой он был когда-то для Австро-Венгрии. А может быть, и еще более серьезной, поскольку народы дунайской монархии, при всех их различиях, принадлежали к родственным культурам, в то время как в РФ селится все больше людей, отличающихся от русского и других славянских народов не только по этническому, но и по расовому, культурному, религиозному признакам, что создает почву для будущих конфликтов. Нынешняя ситуация в мире, всеобщие опасения по поводу угрозы терроризма и особенности массового сознания, которое связывает террористическую деятельность с принадлежностью к определенным этносам (арабы, чеченцы) и религиозным общинам (мусульмане, особенно ваххабиты), делают вероятность таких конфликтов особенно высокой.
         Иммиграция - не только проблема, но и благо. Экономисты утверждают, что без нее трудовые ресурсы вымирающей России уже через 15 - 20 лет будут практически исчерпаны. Однако готовиться к неизбежному изменению этнического баланса в РФ нужно заранее. Ни русский народ как "титульная" нация России, ни национальные меньшинства, ни тем более российские власти не имеют исторического опыта равноправного сосуществования с иными народами - советский псевдоинтернационализм не в счет - в рамках демократического государства, где главным является не религия, язык, цвет кожи или форма носа, а принадлежность человека к нации (в данном случае - российской) в более широком, политическом смысле. По мере неизбежного роста доли нерусских граждан в населении России любой намек на разделение народов страны на "привилегированные" и "непривилегированные" приведет к обострению внутриполитической ситуации, грозящему распадом страны. А учитывая характерную для России этническую чересполосицу, относительно мирно разделиться на национальные государства, подобно Австро-Венгрии, РФ не сможет. Альтернатива - пресловутый "югославский вариант".
         Разумная внешняя политика может стать стабилизирующим фактором, который позволит спокойно и постепенно разрешать возникающие внутренние противоречия. До тех пор, пока многонациональное государство остается геополитически цельным, а в его существовании и укреплении заинтересованы крупнейшие державы мира, сохраняется шанс успешно справиться и со внутриполитическими неурядицами. Концепция "державы-необходимости" предоставляет России такой шанс.
         В 1906 году в Вене вышла книга "Соединенные Штаты Великой Австрии", в которой излагалась многообещающая, но так и не реализованная концепция федерализации габсбургского государства. Ее автором был близкий к наследнику престола политик, румын по национальности Аурел Поповичи. Он писал: "Времени осталось немного. Все народы монархии... ожидают спасительных шагов императора. Это решающий исторический момент: сохранится или погибнет империя Габсбургов? Пока все еще можно исправить и все сохранить"11. Последняя фраза звучит очень современно.


1 Цит. по: Кайзеры. Священная Римская империя, Австрия, Германия. Под ред. А.Шиндлинга и В.Циглера. Ростов-на-Дону. 1997. С. 433.
2 A.J.P.Taylor. The Habsburg Monarchy 1809 - 1918. L. 1990. P. 100.
3 F.Herre. Cisar Frantisek Josef I. Jeho ?ivot - jeho doba. Praha. 1998. S. 362.
4 С.Кургинян. Черная дыра российской политики // Россия-XXI. 1999. № 2. С. 14.
5 З.Бжезинский. Великая шахматная доска. М. 1998. С. 139.
6 M.Hlavacka, M.Pecenka. Trojspolek. Nemecka, Rakousko-Uherska a italska zahranicn? politika pred prvni svetovou v?lkou. Praha, 1999. S. 28.
7 Т.М.Исламов. Империя Габсбургов. Становление и развитие. XVI - XIX вв. // "Новая и новейшая история". 2001. № 2. С. 11.
8 А.Десницкий. Империя XXI века // "Вести.ru", 13.06.2001; www.vesti.ru/2001/06/13/992442368.html
9 А.Добржанский. "Буковинизм" как разновидность регионального самосознания в Австро-Венгрии конца XIX - начала ХХ вв. // Австро-Венгрия: интеграционные процессы и национальная специфика. Сборник статей. М. ИСБ РАН. 1997. С. 81 - 82.
10 "Итоги". 2001. № 21, 4 июня.
11 Cisar Frantisek Josef I. S. 360.